жизнь продолжается
Эта история будет рассказана как вымышленная. Иначе ее и не расскажешь. Потому что слишком уж плотно она переплелась с вымыслом, с искусством - и с актерской игрой. А как еще можно назвать отношения в интернете, ни разу не соприкоснувшиеся с реальностью, зато тесно сплевшиеся с ролевой игрой?
Есть те, кто не оценит по праву эту сказку. Есть те, кто хотел бы, чтоб она не звучала нигде. Тем более на страницах моего дневника. Тем более, так.
Но разве кому будет лучше, если я совру о том, что чего-то не было?
Сказка о любви, о войне и об алхимии.
Эти слова - лишь обрывки того, что было, того, что существовало, что сложно передать в тексте. Лишь фрагменты двух историй - в песне и в прозе, в голосе древних мелодий и в проводах двадцать первого века.
Я была влюблена. Я не могу сказать, что "была" до конца - ведь все еще храню в себе эту эмоцию, все еще чувствую тоску в душе. "Если любишь кого-то, то держи до конца", сказал мне он однажды, и, наверное, оказался прав - слишком много нереального и важного для меня было в этой истории. Я не смогу ее забыть до конца. Но однажды она останется во мне лишь нежным воспоминанием, не влияющим на мою жизнь.
И случилось, что в те дни, когда я искала отклика - я нашла его в музыке. Я нашла его в концерте, а затем - и в альбоме.
"Алхимия". Альбом, ставший историей, несущий в себе сказку о поиске, о любви и о войне. Сказку, никак не связанную с моими мыслями и чувствами.
Но я расскажу вам их обе. Не ручаясь за правду, так, как я видела их и как прожила их.
Гаудете, Гаудете - се грядет Король Зимы! Совсем недавно эта песня звучала в домах и на улицах. Совсем недавно те, кто станут героями этой истории, лишь слышали легенды о путях и о любви. И родители пели сказку о Кае и Герде, и юные верили, и искали того же.
Эта сказка была их прологом - даже их экспозицией. И трещал снег, сминаемый в детских ладошках, и будущее казалось таким далеким, и в этой песне еще нет и намека на историю.
А я росла на своих сказках. И верила в героя, которым становлюсь, и становилась образом, вбиваемым в мировую сеть словами и буквами. И, возможно, искала того, что никогда бы не нашла во внешнем мире.
В те дни передо мной открылись двери в Академию Аддерли. И я почти поверила, что найду в ней свою сказку.
И сказка началась.
И сорвались с дорог мелодии, и сорвались с путей поезда.
И всем ветрам открыт февраль, и часовщик, небесный враль,
Не знает, где забыл вчера три тысячи часов...
Снег хрустел не в руках, а под ногами, и юные вырастали, и становились молодыми, и ждали, пока им укажут путь - когда-нибудь. И разгоралась первая любовь, и первые желания, и первые мысли о том, что больше не до сказок о пути. Февраль сменяется весной, и по талому снегу пора спешить в свою дорогу.
А у меня было лето, опадавшее осенью, но кто вспомнит о том? Ведь я нырнула, окунулась, и стала лучшей, и пережила первое падение. И всей душой чувствовала, как горит огонь у меня внутри.
И первой встрече я тогда не придавала значения, пусть она и дала мне тепло, пусть и породила странное чувство. Но история только начиналась. И имя ей было - Влад Балакан.
Имя, которое еще не скоро пропадет с моих губ.
И началась война. Та самая, которой ждали молодые сердца.
Пока - лишь парады и лозунги, и поезда идут, груженные снарядами. И первые ожидания, надежды - начинают сбываться. И эти, что уходят в ночь по расписанию, впервые прощаются с домом. На лицах улыбки, и музыка вдохновляет их в дорогу.
Что мог значит первый бал? Мысли... сомнения, надежды, новый бой. И я рвалась в него, пусть и было уже нелегко. Я не пропускала ни конкурсов, ни мероприятий.
Тогда же Влад ступил в наш хоспит.
Я восхищалась им тогда. Для меня он был умным, старшим, другим. я не знала тогда - да и сейчас бывает сложно поверить, что он на два года младше меня. Мы общались на случайные темы, неловко смущали друг друга. Я привязывалась к моему собеседнику все сильнее, не понимая того - ведь это лишь история в сети, и до него так далеко - почти что марсианский экспресс.
Я уже хотела обнять его в тот день, когда его "тур" в хоспит кончился. И продолжила общаться вне игры.
В тот день влюбленные прощались, отправляясь в путь. А кто-то летел вместе. На одном корабле, на соседних поездах. И клялись вернуться в наше вечное Никогда.
Когда за спиной раскрываются крылья Любви и Дороги, кто будет думать о дурном? Это торжество, это счастье сцепленных рук, ветра и полета. Пусть земля остается вдалеке!
Кто знает еще, что через множество лет, в конце пути, в конце альбома они вернутся обратно? Что эта мелодия будет той же, что и последняя, и образы будут звучать в унисон, но совсем иначе.
Когда сам не понимаешь, что происходит, но привязываешься к человеку. Когда он чувствует то же самое... Влад тогда был после разлуки с дорогой ему девушкой. Но казалось, что он оживает от наших бесед, пусть получались они топорными и неловкими.
Случайная болезнь, беспокойные беседы - ход событий сорвался с контроля. "Саша, я, кажется, влюбился в тебя" - и сердце замирает, и воздух тормозит о сжавшееся горло.
Я не переставала бояться этой мысли, больше никогда не переставала - до дня, когда пишутся эти строки.
Но - смотри, с моего корабля крысой прыгает страх, почти не касаясь бортов. И я признаюсь в ответ. Пока недомолвками, пока нерешительными фразами, оставляя пути отступления.
Дай мне воздух, Влад, я стану тебе крылом.
Кто остается грустить, кто остается вспоминать. Первые шаги легки, теперь - сложнее, и так тяжело вспоминать об оставленном. Невольно приходят в голову мысли о том, не зря ли оставлен родной дом. Невольно ищут путники в своих мыслях ответы на извечные вопросы, ищут свое место.
Такова первая, светлая тоска по тому, что прошло. Но свет ведет вперед, туда, где снега любого цвета, да не белые.
Прошлое тает в дымке.
А чего ждать от первых неловких проявлений чувств? Я долго отказывалась признаваться себе, что это - уже не игра. Что все взаправду. Слишком много всего случилось в те дни. Не жалей, золото тумана, не жалей меня, я сама выбрала этот путь. Путь рискнуть всем, что у меня было. Писать тебе стихи, плакать о любви к тебе - и бояться, что все истает.
Самые светлые дни в моей жизни за тот год.
Пусть пускается в бег война, пусть расходятся пути. Этот полет уже опасен. Так легко сорваться, ошибиться в этом вальсе жизни. Но все же мчатся вдаль, где снег летит вертикально вверх, и законы самого неба встают на пути. Если колокол мой упадет с вершин, схороните его в земле, просят влюбленные своим завещанием.
Они еще помнят и верят.
А снег для меня летел уже и взаправду. И наша эмоция все раскрывалась, и мы становились все ближе.
В тот день я была на концерте Мельницы. И огни переплетались с голосом, и я раскачивалась в ритм, сравнивая новый концерт, со старым, природно-невинным. А здесь горела свеча по павшим, и в миг этой песни меня пробило током.
Я не говорю "люблю". Не люблю этих слов. Но если говорю - редко и от всего, что есть во мне.
А так я бы никогда не сказала, но в унисон этой песне шептала Владу туда, вдаль - потому что когда я люблю тебя, я права.
Кажется, именно тогда я поняла, насколько я одержима им.
Как же больно знать, что эти слова я повторяла и повторяю, когда думаю об этой истории - мы бежим друг от друга все дальше, дальше... дальше... дальше, слишком далеко, родной, но я люблю тебя, и я права.
Они не знали, что в этой песне. Память о том, что любовь сжигала их сердца? Сказки о том, что каждый из них принес себя в жертву себе самому? Мелодия пылала внезапным вихрем, а голос был слишком груб. И с этими словами они кидались в бой.
И пока не находили ответа этому отголоску света.
Я не знаю, что в этой песне для меня. Ирония ли? Тех дней, когда мы дорожили друг другом, когда Влад предлагал мне ролевую свадьбу? Того, что именно эту песню в другом исполнении я давным-давно подарила Диме, а это, новое, подарила Владу?
Было ли неправильно, когда я шептала в иной адрес эти слова - радость моя, подставь ладонь?
Я до сих пор не знаю, но не могу забыть.
И наконец реальный бой. Оставлена в стороне любовь романтическая, пришло восхищение полетами и деяниями. И кажется, что сведения о первых погибших - не о них, молодых, которых любит ветер и слагает блюз, на этот раз только для них. Да и как разбиться, если осталась только любовь и совсем немножечко веры?
И история о том, как замер двигатель, останется вне этой песни.
Ветер нес мои мысли вперед, и я тоже не замечала сводок погибших на своих фронтах. А как много ошибок было совершено в ту пору. Как много раз я думала с тех пор, что именно я сделала все таким, каким оно стало.
И я, как Сент-Экзюпери, наконец рванула вверх, в небо, к своему маленькому принцу. И воздух расступился предо мной...
Влад разорвал все отношения. Как помеху мне, как безнадежность ему, как боль обоим.
Доводов против он уже не слышал.
Бои становятся все ожесточенней, лица молодых - все суровей. Их любовь уже не та, война уже не романтичная сказка. И как Тристан в путях нашел иную Изольду, не любовницу, но подругу, так и здесь, на войне, рождается новое чувство.
Но кто назовет его огнем в груди? Она - клинок, она - боевая подруга, но не страсть юного влюбленного.
Я не смогла забыть. Не смогла отпустить. Но смогла не мешать ему этим.
Так долго мы учились говорить снова. Случались ссоры, случались проблемы, и он порою даже мельком ревновал - и мельком ненавидел меня за то, что я приближалась к запретной черте.
Он увлекся Кактус, которую я звала и зову своей подругой. Я пыталась говорить с ней о нем - порою зря. Наверно, в те дни нам все же удалось наладить между собой общение.
Но страсть сменялась в душе тоской, вороной стал вороном. Я все еще во что-то верила.
Письма, написанные с полей боя, несут в себе легкость и шутки. Уже пролетел год с начала пути - или больше? И непринужденным тоном пишут эти люди - прощай, и если навсегда, то навсегда прощай.
Слишком многое прошло, слишком многое виновато в разлуке, слишком многого не вернуть. Осталось лишь дышать и петь песню так, будто в ней есть еще надежда.
И кажется, ее еще немного осталось.
О каком продолжении говорить, когда общение - раз в неделю, когда общего все меньше?
Мне кажется, я верила до конца. И еще немного. И выполняла его требования, терпела, отправляя письма лишь раз в неделю, надеясь, что он однажды проживет и поймет меня. И позволит быть хотя бы другом.
И в те дни, когда он поссорился с Кактус, я была рядом, его ежедневной поддержкой, убиваясь за него и за то, что он стремился не ко мне. Но помнила о своей надежде. Ведь это было новое сближение, возрождение нашей теплоты!
Но уже тогда чувствовала что - мы не проснемся, не вернемся ни к друг другу, ни к другим. Что это конец. И даже если я люблю и права, это никого не спасет.
Когда бой проигран, и наши парни лежат в траншеях под гусеницами облаков - больше ничего не остается. И последние слезы боевым подругам, и мысли о том, что война не кончится. Да и некуда больше идти - он не помнит мира, не знает профессий, кроме как убивать. Остается пойти - и постараться не выжить?
Больше незачем копить тоску, скопившуюся в альбоме, в себе. Ведь вместо меня останется дырка в небе - или же дырка в земле.
Тогда, на концерте, под страшную музыку, похожую на звук аварии и трещащего металла, огни боли и памяти загорались по всему залу. Впервые на концерте Мельницы. И этими огнями был полон зал. Он сиял, как злое небо над мертвым деревом Ори.
И эти огни были похожи на свет погибших душ.
Влад.
Вынуждена предупредить: сейчас будет много текста.
Я знаю, что ты не любишь много текста, что редко читаешь, но, прошу, прочти. Возможно, это будет последней такого рода просьбой к тебе.
В общем, я решила выговориться.
Слишком много накопилось мыслей, эмоций, лишних слов, которые не то промелькнули, не то, напротив, были упрятаны поглубже. Слишком много копится. Это не может продолжаться. Потому что легче от этого точно не будет, а хуже - может.
Еще раз – прочти. Поскольку все это очень тесно касается тебя. И твое, а не чье-либо иное решение здесь имеет значение. И я буду согласна с ним любым. Потому – на случай, если я правда говорю с тобой в последний раз – очень хотела бы, чтоб ты знал все. И чтоб никто из нас не мучил друг друга случайными подозрениями и догадками.
Говорю. И так слишком долго сомневалась.
*
В общем, я все-таки тебя люблю.
И я не знаю, как долго это будет продолжаться. Все твои ограничения, эта твоя «терапия» - ничего не помогло. И не помогает. Я не могу не думать о тебе, особенно, когда реальные отношения складываются как-то не через то место, а я знаю, какой ты бываешь теплый, любящий… родной. И, признаюсь, мысль «все брошу нахрен и уеду к Владу» мелькала в моей голове не раз. И даже не десять раз.
Да, я не такой человек, как ты.
И продолжаю надеяться даже не на то, что ты разделишь мои эмоции со мной. Все-таки я очень-очень подозреваю, что тебе оно не сдалось. И это правильно. Потому я надеюсь хотя бы на то, чтобы ты знал об этом всем, понимал это и… не знаю. Делился своими буднями, переживаниями, мыслями? Советовался со мной о проблемах и принимал помощь? Позволил мне быть твоим другом? Наверно, что-то из этого. Вряд ли большее.
Но если ты скажешь «нет» - так тому и быть. Если скажешь «не пиши больше» - не буду. Больно это писать, но, черт, разве не для окончательного решения все затевается?
*
В любом случае.
Влад, ты был мне светом. Любовью, добротой все это время. Хоть и зачастую не проявлял тех качеств, о которых я говорю.
Но – видит бог – за последнее время я не была счастливее, чем в те дни, когда ты – еще тогда – писал мне о любви и ждал моих писем. И можешь спросить у Мары, что, когда ты поливал меня хлесткими словами, я сидела у нее на лестничной клетке и ревела, как не в себе, и не уходила домой без успокоительных.
Но это в прошлом. Верно?
Главное – ты научил меня многому. Ты дал мне понимание того, что и любить можно как-то по-другому, и жить как-то иначе. От тебя я почерпнула очень большой опыт, благодаря тебе увидела многие свои проблемы. Да и не только. Мысли о тебе, разговоры с тобой подарили мне столько тепла, что ты, наверно, и думать не можешь.
Это все сделал ты. Своими руками.
Именно поэтому я всегда просила тебя не недооценивать себя.
Ты – чудо, Влад. Странное, неприрученное чудо, данное мне небом.
И я всегда буду это помнить, даже если сегодня наше общение прервется.
Спасибо тебе огромное.
*
Тебя впереди ждет хорошая жизнь. Увижу я это или нет – неважно. Я просто буду знать.
Ты уже лучше меня в твоем возрасте. Ты благороднее и приспособленнее. Твои эмоции, пока слишком бурные для твоего контроля, улягутся. Ты начнешь лучше понимать людей.
Будет больно. Будет сложно. Но итог будет лучше, чем старт, я тебе обещаю.
Ты один из потенциально лучших людей, кого я знаю. И я верю, что ты этот потенциал не загубишь. Верю в тебя, Влад. И ты в себя поверь.
Пожалуйста.
*
Ну что… наверное, все? Так и есть.
Говори дальше что хочешь, можешь молчать, если тебе это все настолько неприятно. Можешь и наорать на меня, не мучаться больше. Затем я это все и пишу, так ведь?
Выношу себя на твой суд, Влад.
И жду приговора.
Я не смогла больше ждать. Не смогла терпеть, молчать, бороться с собой. Я должна была ему сказать это - и решить окончательно.
Я знала, что вгоняю в грудь нашим чувствам последнюю пулю. И что мне некуда возвращаться.
Мой крылатый дредноут уходит в глухую ночь,
Лишь сияние Эльма нещадно рвет темноту.
Все трусы — штатские крысы давно разбежались прочь,
Остальные со мной и бесстрашно стоят на посту.
Вот и возвращение. По старым землям, по старым нотам. К полету песни "Никогда". Вот только рука протянута в холодный воздух, в пустоту, и некому, некому взять ее.
Зачем выживать в войне, если не вернуть любви?
Влад, ты не ответил.
Я не могу сказать, что буду ждать тебя вечно.
Ты ведь сам решил, что это конец. И я это тоже понимаю.
Поставим точку в этой сказке...
Но я, поверь, взорвал бы весь боезапас
И пробил пространство и время туда,
Куда все смотрит и смотрит мой странный упрямый компас,
Где по острому льду летят твои поезда —
В Никогда…
Я буду помнить эту сказку вечно. И буду петь эти песни, вспоминая ее.
Спасибо тебе за все, Влад Балакан.
Есть те, кто не оценит по праву эту сказку. Есть те, кто хотел бы, чтоб она не звучала нигде. Тем более на страницах моего дневника. Тем более, так.
Но разве кому будет лучше, если я совру о том, что чего-то не было?
Сказка о любви, о войне и об алхимии.
Эти слова - лишь обрывки того, что было, того, что существовало, что сложно передать в тексте. Лишь фрагменты двух историй - в песне и в прозе, в голосе древних мелодий и в проводах двадцать первого века.
Я была влюблена. Я не могу сказать, что "была" до конца - ведь все еще храню в себе эту эмоцию, все еще чувствую тоску в душе. "Если любишь кого-то, то держи до конца", сказал мне он однажды, и, наверное, оказался прав - слишком много нереального и важного для меня было в этой истории. Я не смогу ее забыть до конца. Но однажды она останется во мне лишь нежным воспоминанием, не влияющим на мою жизнь.
И случилось, что в те дни, когда я искала отклика - я нашла его в музыке. Я нашла его в концерте, а затем - и в альбоме.
"Алхимия". Альбом, ставший историей, несущий в себе сказку о поиске, о любви и о войне. Сказку, никак не связанную с моими мыслями и чувствами.
Но я расскажу вам их обе. Не ручаясь за правду, так, как я видела их и как прожила их.
Гаудете, Гаудете - се грядет Король Зимы! Совсем недавно эта песня звучала в домах и на улицах. Совсем недавно те, кто станут героями этой истории, лишь слышали легенды о путях и о любви. И родители пели сказку о Кае и Герде, и юные верили, и искали того же.
Эта сказка была их прологом - даже их экспозицией. И трещал снег, сминаемый в детских ладошках, и будущее казалось таким далеким, и в этой песне еще нет и намека на историю.
А я росла на своих сказках. И верила в героя, которым становлюсь, и становилась образом, вбиваемым в мировую сеть словами и буквами. И, возможно, искала того, что никогда бы не нашла во внешнем мире.
В те дни передо мной открылись двери в Академию Аддерли. И я почти поверила, что найду в ней свою сказку.
И сказка началась.
И сорвались с дорог мелодии, и сорвались с путей поезда.
И всем ветрам открыт февраль, и часовщик, небесный враль,
Не знает, где забыл вчера три тысячи часов...
Снег хрустел не в руках, а под ногами, и юные вырастали, и становились молодыми, и ждали, пока им укажут путь - когда-нибудь. И разгоралась первая любовь, и первые желания, и первые мысли о том, что больше не до сказок о пути. Февраль сменяется весной, и по талому снегу пора спешить в свою дорогу.
А у меня было лето, опадавшее осенью, но кто вспомнит о том? Ведь я нырнула, окунулась, и стала лучшей, и пережила первое падение. И всей душой чувствовала, как горит огонь у меня внутри.
И первой встрече я тогда не придавала значения, пусть она и дала мне тепло, пусть и породила странное чувство. Но история только начиналась. И имя ей было - Влад Балакан.
Имя, которое еще не скоро пропадет с моих губ.
И началась война. Та самая, которой ждали молодые сердца.
Пока - лишь парады и лозунги, и поезда идут, груженные снарядами. И первые ожидания, надежды - начинают сбываться. И эти, что уходят в ночь по расписанию, впервые прощаются с домом. На лицах улыбки, и музыка вдохновляет их в дорогу.
Что мог значит первый бал? Мысли... сомнения, надежды, новый бой. И я рвалась в него, пусть и было уже нелегко. Я не пропускала ни конкурсов, ни мероприятий.
Тогда же Влад ступил в наш хоспит.
Я восхищалась им тогда. Для меня он был умным, старшим, другим. я не знала тогда - да и сейчас бывает сложно поверить, что он на два года младше меня. Мы общались на случайные темы, неловко смущали друг друга. Я привязывалась к моему собеседнику все сильнее, не понимая того - ведь это лишь история в сети, и до него так далеко - почти что марсианский экспресс.
Я уже хотела обнять его в тот день, когда его "тур" в хоспит кончился. И продолжила общаться вне игры.
В тот день влюбленные прощались, отправляясь в путь. А кто-то летел вместе. На одном корабле, на соседних поездах. И клялись вернуться в наше вечное Никогда.
Когда за спиной раскрываются крылья Любви и Дороги, кто будет думать о дурном? Это торжество, это счастье сцепленных рук, ветра и полета. Пусть земля остается вдалеке!
Кто знает еще, что через множество лет, в конце пути, в конце альбома они вернутся обратно? Что эта мелодия будет той же, что и последняя, и образы будут звучать в унисон, но совсем иначе.
Когда сам не понимаешь, что происходит, но привязываешься к человеку. Когда он чувствует то же самое... Влад тогда был после разлуки с дорогой ему девушкой. Но казалось, что он оживает от наших бесед, пусть получались они топорными и неловкими.
Случайная болезнь, беспокойные беседы - ход событий сорвался с контроля. "Саша, я, кажется, влюбился в тебя" - и сердце замирает, и воздух тормозит о сжавшееся горло.
Я не переставала бояться этой мысли, больше никогда не переставала - до дня, когда пишутся эти строки.
Но - смотри, с моего корабля крысой прыгает страх, почти не касаясь бортов. И я признаюсь в ответ. Пока недомолвками, пока нерешительными фразами, оставляя пути отступления.
Дай мне воздух, Влад, я стану тебе крылом.
Кто остается грустить, кто остается вспоминать. Первые шаги легки, теперь - сложнее, и так тяжело вспоминать об оставленном. Невольно приходят в голову мысли о том, не зря ли оставлен родной дом. Невольно ищут путники в своих мыслях ответы на извечные вопросы, ищут свое место.
Такова первая, светлая тоска по тому, что прошло. Но свет ведет вперед, туда, где снега любого цвета, да не белые.
Прошлое тает в дымке.
А чего ждать от первых неловких проявлений чувств? Я долго отказывалась признаваться себе, что это - уже не игра. Что все взаправду. Слишком много всего случилось в те дни. Не жалей, золото тумана, не жалей меня, я сама выбрала этот путь. Путь рискнуть всем, что у меня было. Писать тебе стихи, плакать о любви к тебе - и бояться, что все истает.
Самые светлые дни в моей жизни за тот год.
Пусть пускается в бег война, пусть расходятся пути. Этот полет уже опасен. Так легко сорваться, ошибиться в этом вальсе жизни. Но все же мчатся вдаль, где снег летит вертикально вверх, и законы самого неба встают на пути. Если колокол мой упадет с вершин, схороните его в земле, просят влюбленные своим завещанием.
Они еще помнят и верят.
А снег для меня летел уже и взаправду. И наша эмоция все раскрывалась, и мы становились все ближе.
В тот день я была на концерте Мельницы. И огни переплетались с голосом, и я раскачивалась в ритм, сравнивая новый концерт, со старым, природно-невинным. А здесь горела свеча по павшим, и в миг этой песни меня пробило током.
Я не говорю "люблю". Не люблю этих слов. Но если говорю - редко и от всего, что есть во мне.
А так я бы никогда не сказала, но в унисон этой песне шептала Владу туда, вдаль - потому что когда я люблю тебя, я права.
Кажется, именно тогда я поняла, насколько я одержима им.
Как же больно знать, что эти слова я повторяла и повторяю, когда думаю об этой истории - мы бежим друг от друга все дальше, дальше... дальше... дальше, слишком далеко, родной, но я люблю тебя, и я права.
Они не знали, что в этой песне. Память о том, что любовь сжигала их сердца? Сказки о том, что каждый из них принес себя в жертву себе самому? Мелодия пылала внезапным вихрем, а голос был слишком груб. И с этими словами они кидались в бой.
И пока не находили ответа этому отголоску света.
Я не знаю, что в этой песне для меня. Ирония ли? Тех дней, когда мы дорожили друг другом, когда Влад предлагал мне ролевую свадьбу? Того, что именно эту песню в другом исполнении я давным-давно подарила Диме, а это, новое, подарила Владу?
Было ли неправильно, когда я шептала в иной адрес эти слова - радость моя, подставь ладонь?
Я до сих пор не знаю, но не могу забыть.
И наконец реальный бой. Оставлена в стороне любовь романтическая, пришло восхищение полетами и деяниями. И кажется, что сведения о первых погибших - не о них, молодых, которых любит ветер и слагает блюз, на этот раз только для них. Да и как разбиться, если осталась только любовь и совсем немножечко веры?
И история о том, как замер двигатель, останется вне этой песни.
Ветер нес мои мысли вперед, и я тоже не замечала сводок погибших на своих фронтах. А как много ошибок было совершено в ту пору. Как много раз я думала с тех пор, что именно я сделала все таким, каким оно стало.
И я, как Сент-Экзюпери, наконец рванула вверх, в небо, к своему маленькому принцу. И воздух расступился предо мной...
Влад разорвал все отношения. Как помеху мне, как безнадежность ему, как боль обоим.
Доводов против он уже не слышал.
Бои становятся все ожесточенней, лица молодых - все суровей. Их любовь уже не та, война уже не романтичная сказка. И как Тристан в путях нашел иную Изольду, не любовницу, но подругу, так и здесь, на войне, рождается новое чувство.
Но кто назовет его огнем в груди? Она - клинок, она - боевая подруга, но не страсть юного влюбленного.
Я не смогла забыть. Не смогла отпустить. Но смогла не мешать ему этим.
Так долго мы учились говорить снова. Случались ссоры, случались проблемы, и он порою даже мельком ревновал - и мельком ненавидел меня за то, что я приближалась к запретной черте.
Он увлекся Кактус, которую я звала и зову своей подругой. Я пыталась говорить с ней о нем - порою зря. Наверно, в те дни нам все же удалось наладить между собой общение.
Но страсть сменялась в душе тоской, вороной стал вороном. Я все еще во что-то верила.
Письма, написанные с полей боя, несут в себе легкость и шутки. Уже пролетел год с начала пути - или больше? И непринужденным тоном пишут эти люди - прощай, и если навсегда, то навсегда прощай.
Слишком многое прошло, слишком многое виновато в разлуке, слишком многого не вернуть. Осталось лишь дышать и петь песню так, будто в ней есть еще надежда.
И кажется, ее еще немного осталось.
О каком продолжении говорить, когда общение - раз в неделю, когда общего все меньше?
Мне кажется, я верила до конца. И еще немного. И выполняла его требования, терпела, отправляя письма лишь раз в неделю, надеясь, что он однажды проживет и поймет меня. И позволит быть хотя бы другом.
И в те дни, когда он поссорился с Кактус, я была рядом, его ежедневной поддержкой, убиваясь за него и за то, что он стремился не ко мне. Но помнила о своей надежде. Ведь это было новое сближение, возрождение нашей теплоты!
Но уже тогда чувствовала что - мы не проснемся, не вернемся ни к друг другу, ни к другим. Что это конец. И даже если я люблю и права, это никого не спасет.
Когда бой проигран, и наши парни лежат в траншеях под гусеницами облаков - больше ничего не остается. И последние слезы боевым подругам, и мысли о том, что война не кончится. Да и некуда больше идти - он не помнит мира, не знает профессий, кроме как убивать. Остается пойти - и постараться не выжить?
Больше незачем копить тоску, скопившуюся в альбоме, в себе. Ведь вместо меня останется дырка в небе - или же дырка в земле.
Тогда, на концерте, под страшную музыку, похожую на звук аварии и трещащего металла, огни боли и памяти загорались по всему залу. Впервые на концерте Мельницы. И этими огнями был полон зал. Он сиял, как злое небо над мертвым деревом Ори.
И эти огни были похожи на свет погибших душ.
Влад.
Вынуждена предупредить: сейчас будет много текста.
Я знаю, что ты не любишь много текста, что редко читаешь, но, прошу, прочти. Возможно, это будет последней такого рода просьбой к тебе.
В общем, я решила выговориться.
Слишком много накопилось мыслей, эмоций, лишних слов, которые не то промелькнули, не то, напротив, были упрятаны поглубже. Слишком много копится. Это не может продолжаться. Потому что легче от этого точно не будет, а хуже - может.
Еще раз – прочти. Поскольку все это очень тесно касается тебя. И твое, а не чье-либо иное решение здесь имеет значение. И я буду согласна с ним любым. Потому – на случай, если я правда говорю с тобой в последний раз – очень хотела бы, чтоб ты знал все. И чтоб никто из нас не мучил друг друга случайными подозрениями и догадками.
Говорю. И так слишком долго сомневалась.
*
В общем, я все-таки тебя люблю.
И я не знаю, как долго это будет продолжаться. Все твои ограничения, эта твоя «терапия» - ничего не помогло. И не помогает. Я не могу не думать о тебе, особенно, когда реальные отношения складываются как-то не через то место, а я знаю, какой ты бываешь теплый, любящий… родной. И, признаюсь, мысль «все брошу нахрен и уеду к Владу» мелькала в моей голове не раз. И даже не десять раз.
Да, я не такой человек, как ты.
И продолжаю надеяться даже не на то, что ты разделишь мои эмоции со мной. Все-таки я очень-очень подозреваю, что тебе оно не сдалось. И это правильно. Потому я надеюсь хотя бы на то, чтобы ты знал об этом всем, понимал это и… не знаю. Делился своими буднями, переживаниями, мыслями? Советовался со мной о проблемах и принимал помощь? Позволил мне быть твоим другом? Наверно, что-то из этого. Вряд ли большее.
Но если ты скажешь «нет» - так тому и быть. Если скажешь «не пиши больше» - не буду. Больно это писать, но, черт, разве не для окончательного решения все затевается?
*
В любом случае.
Влад, ты был мне светом. Любовью, добротой все это время. Хоть и зачастую не проявлял тех качеств, о которых я говорю.
Но – видит бог – за последнее время я не была счастливее, чем в те дни, когда ты – еще тогда – писал мне о любви и ждал моих писем. И можешь спросить у Мары, что, когда ты поливал меня хлесткими словами, я сидела у нее на лестничной клетке и ревела, как не в себе, и не уходила домой без успокоительных.
Но это в прошлом. Верно?
Главное – ты научил меня многому. Ты дал мне понимание того, что и любить можно как-то по-другому, и жить как-то иначе. От тебя я почерпнула очень большой опыт, благодаря тебе увидела многие свои проблемы. Да и не только. Мысли о тебе, разговоры с тобой подарили мне столько тепла, что ты, наверно, и думать не можешь.
Это все сделал ты. Своими руками.
Именно поэтому я всегда просила тебя не недооценивать себя.
Ты – чудо, Влад. Странное, неприрученное чудо, данное мне небом.
И я всегда буду это помнить, даже если сегодня наше общение прервется.
Спасибо тебе огромное.
*
Тебя впереди ждет хорошая жизнь. Увижу я это или нет – неважно. Я просто буду знать.
Ты уже лучше меня в твоем возрасте. Ты благороднее и приспособленнее. Твои эмоции, пока слишком бурные для твоего контроля, улягутся. Ты начнешь лучше понимать людей.
Будет больно. Будет сложно. Но итог будет лучше, чем старт, я тебе обещаю.
Ты один из потенциально лучших людей, кого я знаю. И я верю, что ты этот потенциал не загубишь. Верю в тебя, Влад. И ты в себя поверь.
Пожалуйста.
*
Ну что… наверное, все? Так и есть.
Говори дальше что хочешь, можешь молчать, если тебе это все настолько неприятно. Можешь и наорать на меня, не мучаться больше. Затем я это все и пишу, так ведь?
Выношу себя на твой суд, Влад.
И жду приговора.
Я не смогла больше ждать. Не смогла терпеть, молчать, бороться с собой. Я должна была ему сказать это - и решить окончательно.
Я знала, что вгоняю в грудь нашим чувствам последнюю пулю. И что мне некуда возвращаться.
Мой крылатый дредноут уходит в глухую ночь,
Лишь сияние Эльма нещадно рвет темноту.
Все трусы — штатские крысы давно разбежались прочь,
Остальные со мной и бесстрашно стоят на посту.
Вот и возвращение. По старым землям, по старым нотам. К полету песни "Никогда". Вот только рука протянута в холодный воздух, в пустоту, и некому, некому взять ее.
Зачем выживать в войне, если не вернуть любви?
Влад, ты не ответил.
Я не могу сказать, что буду ждать тебя вечно.
Ты ведь сам решил, что это конец. И я это тоже понимаю.
Поставим точку в этой сказке...
Но я, поверь, взорвал бы весь боезапас
И пробил пространство и время туда,
Куда все смотрит и смотрит мой странный упрямый компас,
Где по острому льду летят твои поезда —
В Никогда…
Я буду помнить эту сказку вечно. И буду петь эти песни, вспоминая ее.
Спасибо тебе за все, Влад Балакан.
@темы: Творческое, Аддерли, Наблюдения